– Тогда ладно. Я ошибся, Одри Роуз.
– Ошибся? – Блэкберн перевел взгляд с меня на Томаса, нахмурил брови. – Если верить слухам, с каких это пор протеже доктора Уодсворта ошибается?
– По-видимому, все когда-нибудь случается в первый раз, суперинтендант, – спокойно ответил Томас, наконец-то отводя от меня взгляд. – Хотя, так как в этом деле ошибся и более опытный человек, я уверен, вы можете посочувствовать. Скажите, каково это – быть…
Я положила ладонь на его руку и заставила себя неудержимо рассмеяться, чем заслужила странные взгляды от всех мужчин в комнате. Кроме Томаса, который сосредоточил все внимание на моей руке, касающейся его руки.
Проклятый Томас! Неужели я всегда должна спасать его от самого себя? Блэкберн является досадной помехой, не вызывающей доверия, но на этот раз он оказался полезным. Я не хотела, чтобы Томас сегодня превратил его во врага, особенно когда жизнь дяди, возможно, поставлена на карту. Я подняла руку.
– Прошу прощения. У Томаса такое хулиганское чувство юмора. Не правда ли, мистер Кресуэлл?
Томас секунду смотрел на меня, потом испустил длинный раздраженный вздох.
– Признаю, это справедливая оценка. Хотя вы сделали неверный вывод, как обычно, мисс Уодсворт. К сожалению, вам не досталось ни крошки таланта вашего дяди. По крайней мере, у вас привлекательная улыбка. Это не много, но, несомненно, возместит вам недостаток умственных способностей. Ну, – поправил он себя, переводя взгляд на Блэкберна, – по крайней мере, в глазах такого же скучного человека.
Я заскрипела зубами.
– Возможно, это и правда, но нам действительно пора идти. Нам еще надо провести тот эксперимент в лаборатории. Помните?
– В действительности вы опять ошибаетесь, моя дорогая.
Я так разозлилась, что готова была обрушить на него самые худшие ругательства, какие слышала в доках. Он испортил мою стратегию, которая позволяла нам уйти, и я, уж конечно, не «его дорогая».
Когда я уже потеряла всякую надежду, Томас посмотрел на часы.
– Нам следовало уйти ровно три минуты и двадцать три секунды назад. Если мы сейчас не бросимся бежать, наш эксперимент будет загублен. Лучше всего нанять кэб, – он повернулся к редактору и суперинтенданту. – Это было так же приятно, как соблюдать пост во время Великого поста, джентльмены.
К тому времени, как они поняли, что его прощальные слова были фактически оскорблением, мы уже выбежали через оживленный зал новостей и выскочили на прохладные вечерние улицы. Мы прошли несколько улиц не останавливаясь; нашим единственным спутником было молчание. В конце концов, когда мы отошли достаточно далеко, чтобы Блэкберн нас не мог заметить, мы остановились.
– В чем был смысл вашего вопроса? – спросила я; во мне опять закипал гнев. Я поверить не могла, что он действительно так плохо думает обо мне. Прощай, намерение говорить друг другу правду вне зависимости от обстоятельств.
– Я не выдвигал предположения, будто вы имеете какое-то отношение к написанию этого письма, Уодсворт, – ответил он. – Вы должны научиться справляться с этими вашими проклятыми эмоциями. Они только помешают нашему расследованию.
Мне не хотелось снова начинать этот разговор. Пусть он способен действовать как машина во время наших ужасных расследований, но моя кровь и кости сделаны не изо льда.
– Тогда что именно вы предполагали?
– Человек, который надушился духами «Хасу-но-Хана», два дня назад находился в тесном контакте с этим письмом.
Я закрыла глаза.
– Вы не можете говорить серьезно, Томас. Это и есть ваше великое открытие? Вы думаете, что можете опознать нашего убийцу по запаху духов? Как вы можете быть уверены, что ими не надушилась одна из работниц Центрального почтамта? – я воздела руки к небу. – Возможно, почтальон положил письмо рядом с другим, написанным чьей-нибудь тайной любовницей. Возможно, она надушила свой конверт любимыми духами возлюбленного? Вы когда-нибудь задумывались об этом, мистер Всезнайка?
– Два дня назад вы надушились этими же духами, – тихо ответил он, глядя в землю; всякий намек на вызов в его голосе исчез. – В тот вечер, когда вы ездили в сумасшедший дом и следили за мной до некрополя. Я уловил этот ваш аромат в переулке. Зашел в несколько магазинов, стараясь найти точно такой же… – он посмотрел на свои руки. – Я хотел купить вам эти духи.
Если бы он поднял руку и дал мне пощечину, я была бы не так шокирована. Вот что мой единственный на свете настоящий друг думает обо мне: я – чудовище, которое ждет, когда его спустят с поводка. Может быть, он прав. Я, безусловно, не собиралась плакать или умолять его мне верить. У меня даже не вызвало добрых чувств его признание в том, что он хотел купить мне подарок. Я жаждала крови. Особенно его крови.
– Итак, вы полагаете, что я имела к этому какое– то отношение! – почти выкрикнула я, потом пошла прочь, но обернулась. Он по-прежнему не хотел встречаться со мной взглядом.
– Как вы смеете? Как вы смеете думать обо мне такие ужасные вещи? Это самые популярные духи в Лондоне! К вашему сведению, моя тетя и кузина пользуются этими же духами. Вы хотите сказать, что одна из них написала это письмо?
– Ваша тетя попыталась бы спасти доктора Уодсворта? Или репутацию вашей семьи? – он тяжело вздохнул. – Она очень религиозна, не так ли?
– Я не могу… – Я покачала головой. – Это абсурд!
С ним все кончено.
Если он думает, что я, или моя тетя, или моя кузина могли отправить то письмо, пусть так и будет.
Новая, парадоксальная мысль заставила меня улыбнуться: Джек-потрошитель сделал мне одолжение. Его письмо, каким бы ни был его мотив, дало проблеск надежды для дяди. По крайней мере, теперь у него есть шанс побороться.