Натаниэль уставился на хрустальный бокал в своей руке. Казалось, ему легче обращаться к нему и не встречаться с моим обеспокоенным взглядом.
– Я буду говорить быстро, надеюсь, тогда тебе будет не так больно, – он сделал глоток жидкости, набираясь смелости, потом еще глоток. – Мама была не последним пациентом, которого оперировал наш любящий дядя.
Я была признательна ему за то, что он сделал паузу, давая мне время осознать огромное значение его слов. Все в комнате замерло, в том числе мое сердце. Эту тему нам запретили обсуждать и дядя, и отец.
– Он… он пытался добиться успешной трансплантации и с тех пор, как они с отцом были молодыми людьми, – брат потер переносицу. – Отец, которого мучают собственные демоны, реагирует таким образом, потому что знает, что дядя держит кое-что в тайне от тебя.
– В тайне? Я все знаю о прошлых экспериментах дяди, – сказала я, выпрямившись на стуле. – О его попытках спасти жизнь мамы – прежде всего из-за них я начала учиться под его руководством.
– Спасти жизнь, вот как? – Натаниэль с жалостью взглянул на меня. – Ради благополучия Лондона его следовало держать под замком. Он никогда не прекращал свои эксперименты, Одри Роуз. Он только стал лучше их скрывать.
– Это неправда, – я покачала головой. Как мог брат такое подумать о дяде, это возмутительно! – Я бы знала о любых экспериментах.
– Даю слово, это правда. Я надеялся, что с возрастом у тебя пропадет желание учиться у него, и считал, что не нужно разглашать такие… деликатные вопросы, – Натаниэль взял меня за руки и нежно сжимал их, пока я не посмотрела ему в глаза. – Точно так же я не хочу слишком обременять тебя, сестра. Если тебе необходимо время…
– О, я вполне готова узнать правду. Всю правду, какой бы ужасной она ни была. Просвети меня дальше, и поскорее.
Он кивнул.
– Ну, тогда хорошо. Вся правда заключается вот в чем: твой… друг, Томас Кресуэлл, он… – Натаниэль откинулся на спинку стула и сделал еще глоток из своего бокала. Я не поняла: эта пауза в рассказе была сделана ради меня, или ради него самого? Мой желудок скрутило в узлы, пока я ждала следующего ужасного откровения. – Ты уверена, что с тобой все в порядке? У тебя так потемнело лицо.
– Пожалуйста, договаривай до конца.
– Ну, тогда ладно. – У него вырвался прерывистый вздох. – Отец Томаса пришел к дяде после смерти мамы. Его жену мучили сильные боли в животе примерно в это же время. До него дошли слухи об исследованиях дяди, – Натаниэль сглотнул. – Мать Томаса скончалась вскоре после нашей мамы от болезни желчного пузыря. Дядя пытался спасти и ее тоже.
– Чудесно. И ты хочешь сказать, что дядя убил мать Томаса?
Натаниэль протянул ко мне руку, медленно покачал головой.
– Нет, не дядя. Томас с тех пор одержим поисками действенного средства от этой болезни. Он говорит только об этом на собраниях «Рыцарей Уайтчепела». Я буквально мог бы сам провести это научное исследование. Он слишком подробно о нем рассказывал.
– Мне он ни разу о нем не говорил, – ледяная дрожь запустила свои когти в мою спину и несколько раз провела ими сверху вниз. Это было не совсем правдой. Томас настоял, чтобы я удалила желчный пузырь у трупа, который он привез из некрополя. У меня промелькнуло воспоминание о месте самого последнего преступления – я была почти уверена, что у одной из жертв также был вырезан желчный пузырь. Меня сильно затошнило.
Неужели я была настолько слепа и так сильно ошиблась в Томасе?
Нет. Я не стану обвинять его в садистских убийствах просто потому, что он не похож на других людей в нашем недалеком обществе. Он вел себя намеренно холодно и отстраненно, когда работал над делом, и добивался блестящих результатов. Или, возможно, это была ложь, искусно внедренная в мое сознание. Он был, несомненно, достаточно хитер для этого. Но действительно ли он это сделал?
Слишком много вопросов вертелось в моей голове, чтобы в них разобраться.
Если Томас испытал те страдания, которые мучают человека, наблюдающего уход из жизни дорогого ему человека, тогда, возможно, он мог пойти на что угодно – даже на убийство, – чтобы найти ответы, которые искал. Но, с другой стороны, разве я не страдала так же, когда умерла мама? Полагаю, это была достаточно веская причина, чтобы заставить Джека воровать органы. Но был ли Томас, надменный, обаятельный парень, которого я знала вне стен лаборатории, действительно способен совершать такие зверские преступления во имя науки?
Я не верила, что он мог стать до такой степени холодным и отстраненным. И все-таки…
У меня голова шла кругом. Дамы за чаем считали его настолько странным, что предполагали в нем безумца, но это просто досужие сплетни. Я сжала кулаки. Я отказывалась верить, что мои инстинкты в отношении него настолько ошибочны, даже если имеются веские доказательства обратного.
Именно это стало причиной гибели жертв Потрошителя. Я обхватила голову руками. «Ох, Томас. Как мне разобраться еще и в этой путанице?»
Столовая резиденции Уодсвортов, Белгрейв-сквер
1 октября 1888 г.
Свет раннего утра падал косыми лучами сквозь огромные, как в соборе, окна нашей столовой. Мой завтрак остывал, но я не видела ничего, кроме двух улик, написанных почерком Джека-потрошителя.
Очевидно, те дни, когда он удерживался от своих ужасных деяний, миновали. Джек хотел, чтобы все знали, что именно он совершил эти кошмарные преступления. Он был похож на актера или короля, наслаждающегося вниманием обожающих его поклонников или подданных.