Я попробовала открыть дверь кабинета отца. Она оказалась незапертой.
На этот раз я не стала прятаться, отец пройдет прямо сюда, как делает каждый вечер, поэтому я распахнула дверь и зажгла несколько ламп в этом мрачном помещении. Я обежала взглядом запретную комнату; теперь она показалась мне не такой пугающей, как несколько недель назад. Его стол больше не казался громадным чудовищем, как в тот раз, – теперь он походил просто на большой старый письменный стол, который был свидетелем многих страшных событий.
Знакомый аромат сандалового дерева и сигар, сопровождающий отца, также не вызвал у меня судорожного сердцебиения. Я даже обрадовалась ему и бросила ему вызов: пускай он призовет для меня сейчас дух отца. Я по очереди смотрела на различные предметы, которые передавались в нашей семье из поколения в поколение, и мой взгляд остановился на толстом открытом томе. Вспомнив загадочное послание матери, переданное мне спиритуалистом, я с любопытством подошла к нему.
Там лежал медальон с фотографии, точно так, как он говорил.
Я сглотнула, борясь с недоверием. Оказывается, Роберт Джеймс Лиз не был мошенником. Какая трагедия, что Скотленд-Ярд не послушал его. Возможно, они уже давно сумели бы остановить отца. Я наклонилась ближе, читая страницы, на которых была открыта книга, пытаясь понять значение этого отрывка.
Этот том был «Потерянным раем» Джона Мильтона.
Сомнение и ужас потрясаютСмятенный дух. Со дна души егоВстает пред ним неумолимый Ад,Который он с собою носит вечноВнутри себя, вокруг себя. Не можетОн убежать от Ада ни на шаг,Как от себя укрыться он не властен.Отчаянье в нем пробудила Совесть:Он думает о том, чем прежде был,Чем ныне стал и чем в грядущем будет,Когда, свои умножа злодеянья,Он горшие страданья испытает.
Мой взгляд остановился на подчеркнутом слове «Ад», и я ясно вспомнила заголовок письма Потрошителя «Из ада».
Подчеркивающие это слово линии были похожи на раны, резкие и мучительные.
Если у меня еще оставались сомнения относительно виновности отца, то они исчезли.
Он сравнивал себя с Сатаной из «Потерянного рая». Что за извращенный манифест! Значение этого отрывка сразу же поразило меня. Именно в нем Сатана усомнился в своем мятеже; в тот момент он осознал, что ад всегда будет с ним, потому что он не смог спастись от ада в своих собственных мыслях.
Сатана никогда не обретет покой и рай, как бы близко ни подошел к нему в физическом смысле, потому что прощение всегда останется недосягаемым. Он никогда не сможет изменить свои мысли, и, следовательно, ад будет вечным. Признавая это, он превращает зло в добро, совершая самые худшие деяния во имя своей версии «добра».
Я смотрела на медальон в форме сердца, когда-то принадлежавший маме. Значит, это все было ради нее? Я осторожно сняла стеклянный футляр, защищающий книгу и подвеску. Я больше не позволю отцу использовать ее как предлог для злодеяний. Я надела медальон на шею, и меня охватило приятное чувство, когда он оказался на моей груди у сердца.
Я не могла находиться возле книги; я подошла к огромному портрету, висящему на стене. Мне всегда очень не нравился этот маниакального вида мужчина в позе горделивого убийцы и лежащий у его ног убитый медведь.
Я посмотрела на медную табличку внизу картины. Она была испачкана грязью, и я протянула руку, чтобы протереть ее рукавом. Но в этот момент картина сдвинулась внутрь стены.
Я отдернула руку, чуть не выпрыгнув из собственной кожи от страха.
– Во имя Господа, что это… – Когда сердце перестало бешено стучать о ребра, я подошла на шаг ближе. Этот портрет скрывал потайной ход.
Ледяной ветер дул с темной лестницы, и выбившиеся волосы шевелились вокруг моего лица, словно змеи на голове Медузы. Я поверить не могла в то, что видела. Вниз вела изогнутая каменная лестница, которая ждала своего исследователя. Или кричала, чтобы я повернула обратно. Трудно было понять, чего требует эта разверстая пасть.
Я стояла, одной ногой перешагнув порог неизвестности, а другой – в относительной безопасности знакомой комнаты. Кошмарное ощущение проняло меня до костей, так что они, казалось, застучали друг о друга от ужаса. Это должно быть то самое место, где хранятся призы Джека-потрошителя.
Меня раздирала нерешительность, лишала способности мыслить здраво. Я сделала шаг назад, закрыла портрет. Мне следует бежать к дяде, просить его вызвать Скотленд-Ярд и Томаса. Потом мы все спустимся в ад вместе. И все же я не уходила. Я пристально изучила портрет, стерла с таблички пятно и ахнула.
Моя ладонь взлетела ко рту, страх получил новое воплощение и предстал в виде фигуры человека. Его имя было Джонатан Натаниэль Уодсворт Первый.
Тот человек, в честь которого назвали моего дядю и брата. Отец явно презирал своего брата, но он повесил его тезку у себя в кабинете, чтобы спрятать место, несомненно, полное ужасных вещей; что бы это могло значить?
Это тайный подкоп под дядю? Он ставит ему в вину то, что он не спас маму? Если тайный ход ведет в ад, виновен ли дядя в том, что показал отцу дорогу туда?
Нечто похожее на тихий стон донеслось из-за портрета. Я заморгала. Прижавшись ухом к стене, прислушалась, но услышала только застывшую тишину, хранящую слишком много тайн. Может, я схожу с ума. Стены не умеют разговаривать.
Или, возможно, еще одна беспомощная жертва томится в ловушке там, куда ведет эта лестница. Сердце мое лихорадочно билось, кровь с шумом неслась по жилам. Мне просто необходимо спуститься туда, необходимо спасти хоть одну из жертв отца! Я бросила взгляд на часы над каминной полкой. Было еще рано. Отец и Натаниэль вернутся только через несколько часов. А что, если… что, если там, внизу, Натаниэль? Что, если отец поймал его в ловушку?