Мурашки, слишком напуганные, чтобы выступить на моей коже, притаились под ней в преддверии новой волны страха. Он швырнул меня на стул в углу комнаты, все еще смеясь над чем-то, понятным только ему. Я заморгала. Брат никогда прежде так грубо не обращался со мной. Должно быть, отец его чем-то опоил – это было единственное разумное объяснение. Я потерла поясницу, которой ударилась о стул; там уже начинал образовываться синяк.
Кажется, он этого не заметил. Или ему было все равно.
– Натаниэль, – сказала я, пытаясь говорить как можно спокойнее. Он вышагивал туда-сюда передо мной и стучал себя ладонью по виску, будто старался заглушить голоса, слышные ему одному. – Когда мы уйдем отсюда, я дам тебе лекарство. Оно избавит тебя от того, что тебя мучит. Что бы отец ни дал тебе, мы все исправим. Дядя точно будет знать, что делать. Ты должен мне доверять, хорошо? Мы с тобой заодно. Всегда. Ведь правда?
Натаниэль прекратил смеяться, его ледяные глаза уставились прямо на меня. Он опустил руки, сжимающие голову, потом склонил ее набок. И превратился в хищника, в полном смысле этого слова.
– Милая, милая сестра. Боюсь, ты все поняла совершенно неправильно. На этот раз отец не виновен в той болезни, которая мучает меня. Это все моих рук дело.
– Я не понимаю… ты и сам принимаешь наркотики? – я содрогнулась. – Ты тоже… злоупотребляешь опиумом? – Брат пережил сильный стресс. Я бы не удивилась, если он обратился к этому универсальному лекарству. Если его принимать в больших дозах, он часто вызывает галлюцинации. – Это ничего, – сказала я, протягивая к нему руки. – Я могу тебе помочь. Мы оба поедем в Торнбрайер и останемся там, пока ты не выздоровеешь.
Он раскинул руки в стороны и повернулся вокруг своей оси. Он хотел показать, что все это принадлежит ему…
– Нет! – я затрясла головой, заморгала, пытаясь прогнать изумление. Этого не может быть. Жизнь не бывает такой жестокой. Просто не бывает. Мои глаза наполнились слезами, потом слезы заструились по щекам. Этого не может быть. Меня сейчас стошнит. Я наклонилась вперед, вцепившись руками в живот и раскачиваясь.
Натаниэль вышагивал передо мной взад и вперед, доставая из рукава спрятанный нож. Он был длиной примерно шесть или семь дюймов – точно такого размера, каким, по предположению дяди, должно быть оружие Джека-потрошителя.
Он нежно провел пальцами по окровавленному лезвию, потом положил его на стол, где лежала препарированная для изготовления чучела птица.
В моей памяти всплыли воспоминания о том, как брат спасал животных, как скармливал им больше еды, чем они были в состоянии съесть, как каждый раз плакал, когда кто-то из них погибал, несмотря на его усилия. О том милом мальчике, который поклялся защитить меня от нашего убитого горем отца. Он не мог быть тем чудовищем, которое издевалось над женщинами. Я этого не допущу. Это не его лаборатория. Это не его эксперименты. Это не он сделал такое с нашей мамой.
– Скажи мне, что это кошмарный сон, Натаниэль.
Натаниэль встал передо мной на колени и начал вытирать мои слезы с такой нежностью, что я зарыдала еще громче. Я снова затрясла головой. Это действительно кошмарный сон. Несомненно, я сплю, я проснусь в доме дяди, и все это окажется ужасным сном.
Какая я плохая сестра! Вижу такие сны о моем любимом брате. Реальный Натаниэль никогда бы этого не сделал. Он бы понял, что, если я потеряю его, это меня убьет. Он бы никогда не сделал ничего, что может причинить мне такую боль. Он бы никогда не причинил боли никому. Просто не смог бы.
– Тише, тише, – ворковал он, убирая с моего лица растрепавшиеся волосы. – Со мной теперь все в порядке, сестра. Я обещал тебе, что все будет хорошо. И теперь все хорошо. Я помог снять подозрение с дяди этими письмами. Не так ли? Хотя, должен признаться, было очень весело видеть этот хаос, созданный бравадой и красными чернилами. Не мог удержаться, чтобы не послать еще несколько писем.
– Ты… что? – я почувствовала, как у меня сдают нервы. – Это не может быть правдой.
Натаниэль погрузился в задумчивость, потом пожал плечами, отгоняя воспоминания.
– Во всяком случае, думаю, я выяснил, почему вы с мамой заболели, а мы с отцом – нет.
Он сел на корточки и опять окинул взглядом комнату, и на его всегда веселом лице появилось выражение восторженного изумления.
– На то, чтобы это понять, ушло некоторое время, и я не хотел, чтобы ты пришла сюда слишком рано, но теперь это уже неважно, – он улыбнулся, поглаживая мою руку. – Ты уже здесь, и это замечательно. Я придумал последний штрих. Осталось только применить капельку крови и немного электричества. Как в книге. Ты помнишь эту книгу, да? Нашу любимую.
Еще одна слеза скатилась по моей щеке. Я не спала. Я сидела в аду. А мой брат вообразил себя доктором Франкенштейном, и я не должна допустить, чтобы наша мама стала его чудовищем.
– Ты не можешь вернуть маму из мира мертвых, Натаниэль. Это неправильно.
Он отпрянул от меня и забегал, освещенный бледно-оранжевым сиянием своей дьявольской лаборатории, встряхнул головой.
– И почему это неправильно? Мне казалось, что ты лучше всех поймешь и оценишь. Это прорыв в науке, дорогая сестра. Достижение, о котором будут говорить во все времена. Наше имя навсегда будет связано с потрясающим открытием. Дядя – близорукий глупец. Он хочет только добиться успеха в трансплантации органов. Мои замыслы намного грандиознее!
Натаниэль кивнул головой, будто ему больше не требовалось никаких доводов. Он разжал кулаки, и я увидела порезы на кончиках его пальцев. Я не могла вспомнить, когда в последний раз видела его руки без перчаток. Теперь я поняла, почему он их прятал.