Он достал из кармана пальто конверт и глубоко вздохнул.
– После смерти твоей матери мне казалось, что у каждой тени выросли когти, и они грозят украсть у меня все, что я люблю.
Отец уставился на конверт в своих руках.
– Страх – это голодный зверь. Чем больше ты его кормишь, тем больше он становится. Мои намерения были благими, но, боюсь, они не привели к тому, что я планировал, – он постучал пальцем в свою грудь напротив сердца. – Я думал, что если буду держать тебя рядом с собой, дома, в безопасности, то смогу защитить тебя от таких чудовищ.
Прошло несколько мгновений, и мне захотелось обнять его и прижать к себе, сказать что-нибудь – но я не смогла. Было в этом мгновении нечто слишком хрупкое, похожее на мыльный пузырь, плывущий над водой.
Он выпрямился и наконец-то посмотрел мне в глаза.
– Ты знала, что я на прошлой неделе говорил с твоим дядей?
Я нахмурила брови.
– Боюсь, он не сказал мне об этом.
Искренняя улыбка приподняла уголки губ отца.
– Пора этому упрямому глупцу послушать меня, – он отдал мне конверт. – Я просил его замолвить за тебя словечко. Ты умна, красива, и жизнь открывает для тебя бесчисленные возможности. Именно поэтому тебе надо ехать.
Звездный вихрь закружился перед моими глазами, и я чуть не отшатнулась от него. Это было намного хуже, чем я могла себе представить. Панический страх перекрыл доступ воздуха в мои легкие.
– Ты не можешь меня отослать прочь! – крикнула я. – Обещаю, я буду вести себя хорошо. Больше никаких трупов, вскрытий и полицейских расследований. Я клянусь!
Отец подошел и сделал то, что я меньше всего от него ожидала: он заключил меня в объятия и поцеловал в макушку.
– Глупое дитя, – произнес он добрым голосом. – Я посылаю тебя в школу судебной медицины. Одну из лучших в Европе. Понадобились все мои связи и положительный отзыв твоего дяди, чтобы добыть тебе место в классе. Через неделю ты едешь в Румынию.
Я отстранилась, чтобы посмотреть отцу в глаза. От того, что я в них увидела, у меня перехватило дыхание, и я воспряла духом: это была гордость. Мой отец гордится мной и дает мне свободу, к которой я так стремилась. На этот раз мои слезы лились совсем по другой причине.
– Это все по-настоящему? Или я вижу сон?
Должно быть, я была похожа на рыбу, вынутую из воды и хватающую ртом воздух. Я закрыла рот и уставилась на отца. То, что он согласился на это, было настоящим чудом. Или галлюцинацией. Я пристально всматривалась в него, стараясь понять, не злоупотребляет ли он снова наркотиками.
Он рассмеялся, глядя на обеспокоенное выражение моего лица.
– Томас заверил меня, что проследит за тобой, когда вы оба уедете. Он очень ответственный юный джентльмен, как я слышал.
– Томас… тоже едет?
Отец кивнул.
– Это была его идея.
– Вот как? – мои брови взлетели вверх. Я не могла в это поверить. Томас завоевал расположение моего отца, как и обещал. Это явно означало близкий конец света. Я крепче обняла отца, все еще не вполне веря в свою удачу. – Все это чудесно, но… почему?
Отец прижал меня к себе.
– Я по-своему пытался защитить тебя от жестокости мира и от его болезней. Но мужчины – и молодые женщины – не созданы для того, чтобы жить в золоченых клетках. Всегда есть шанс, что какая-то инфекция проникнет внутрь. Я верю, что ты это изменишь. Для этого ты должна рискнуть выйти в большой мир, моя милая девочка. Только пообещай мне одну вещь, хорошо?
– Что угодно, отец.
– Всегда лелеять и выращивать свое неуемное любопытство.
Я улыбнулась. Это обещание я была твердо намерена сдержать.
В первый раз газеты применили к Джеку-потрошителю прозвище Кожаный фартук 4 сентября, а не 31 августа, а 7 сентября они назвали так подозреваемого Джона Пайзера. Я изменила эти даты, так как это больше соответствовало моим целям, и убрала его имя из повествования, чтобы не перегружать сюжет лишними персонажами.
10 сентября действительно появился комитет ночных патрульных под названием «Комитет дозорных Уайтчепела». Воспользовавшись этой идеей, я ввела в комитет Натаниэля и Томаса, чтобы у них была веская причина бродить по ночным улицам после тех преступлений в качестве дозорных Уайтчепела. Однако я вывела их на улицы 7 сентября (в реальной жизни – в тот вечер, накануне которого было обнаружено тело Энни Чапмен), и это еще одно отступление от реальной хронологии.
Я также не упомянула о том, что Джона Пайзера арестовали 10 сентября, подозревая, что именно он является Кожаным фартуком. В качестве подозреваемых тогда арестовали столько человек, что это ничего не могло добавить к развитию сюжета, а слишком большое количество имен и тупиковых линий только запутало бы читателей. В одном лишь сентябре были проведены аресты:
• Джона Пайзера;
• Эдварда Маккены;
• Джейкоба Айзеншмида (его обвинили в том, что он Потрошитель, и отправили в сумасшедший дом);
• Чарльза Лудвига (арестован после доноса, он якобы угрожал ножом двум людям).
Изучая историю жизни Мэри Энн «Полли» Николс, я не нашла доказательств того, что она работала в аристократических семействах Лондона. Я осмелилась вообразить, какой могла быть ее жизнь до того, как она ушла от мужа и стала проституткой и алкоголичкой, а потом переходила из одной тюрьмы в другую в начале 1880-х годов. Я хотела показать повседневную жизнь этих женщин, а не только те ужасные сцены преступлений, которыми она закончилась. Они были женами, матерями, сестрами и дочерями, а не просто всеми забытыми проститутками, о которых вспомнили только после смерти.